Ошибка грифона - Страница 62

К оглавлению

62

– Все, папочка! Поехали домой! Мы замерзли! – потребовала Улита.

Эссиорх послушно повесил кенгуру с Люлем на грудь, локтем стряхнул Депресняка в мотоциклетную сумку, кое-как застегнул ее и поехал.

Маленький Люль был рабом расписания. И, как раб расписания, он делал его рабами и бедных папу с мамой. Расписание же у него было самое однообразное: поспал – поел – погулял – немного потаращился – задумался – поменял подгузник – опять поел и поспал. Кроме того, в расписание Люля входил ежевечерний плач. Всякий раз перед сном он минут сорок орал, от крика становясь багровым.

– Матвеем! – говорила Улита.

– Что «Матвеем»?

– Ну становится багровым. То есть Матвеем! Понял? – спрашивала Улита.

Эссиорху было не до наблюдения за словами.

– Может, у него живот болит? Воздуха наглотался? – спрашивал он.

– Ага! Щас! А то я этого хитреца не знаю! Это он себя огорчает, чтобы ночью лучше спать! Я сама такая. Вечером не огорчишься – ночью сладко не поспишь! – заявляла Улита.

– Погоди! Ты же сказала, что он в меня?!

– Да, в тебя! – быстро поправлялась ведьма. – Ты вот тоже недавно вопил, когда мы немного порисовали маслом на твоей картине!..

– Вы оттиснули на картине руки и ноги! Я рисовал ее неделю!

– Ну да! Ножку твоего любимого ребенка и ручку твоей любимой жены! Разве это не умилительно? Все-все-все, на глупые вопросы больше не отвечаю!

В тот вечер все пошло по обычному сценарию. Люль принялся рыдать, а Улита бегать по комнате, зажимать уши и заявлять, что она сейчас упадет в обморок и устроит соседям снизу сотрясение потолка. Эссиорх успокаивал сына, тряс его, прижимал к груди, а когда и у него терпение иссякло, положил Люля на диван и выскочил на балкон. Стекла дрожали. В доме напротив зажигались и гасли окна. Сигнализации у машин выли. Да, умеет малыш плакать! Ничего не скажешь! Наверняка по материнской линии у него где-нибудь затесалась сирена.

Эссиорх сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и собрался вернуться в комнату, как вдруг обнаружил, что Люль затих и больше не плачет. Не веря своим ушам, хранитель прилип носом к стеклу. На кровати он увидел Люля, прижимавшего к груди какую-то мягкую игрушку и беззубыми челюстями отгрызавшего у игрушки уши.

Опасаясь, как бы ребенок не наглотался ваты, Эссиорх прокрался к дивану – и застыл. Бедной мягкой игрушкой, которой отгрызали уши, оказался Депресняк. Зажатый в железных объятиях Люля, котик даже слегка хрипел, но ребенка не царапал, хотя тот вцепился в него так, словно хотел сделать ему массаж внутренностей. И коленями толкал, и шею стискивал, и загребал на боку кожу, сколько помещалось в горсть. Но, кажется, котику даже нравилась такая бесцеремонность. После пятой безуспешной попытки оторвать Депресняку голову или хотя бы лапу Люль приткнул кота себе под щеку и задремал на нем как на подушке.

Нацепив толстые перчатки, Эссиорх попытался осторожно вытянуть котика из-под малыша, но Депресняк провел сверху вниз лапой, распоров перчатку точно бритвенными лезвиями. Хранитель убрал руку. Когти тотчас спрятались, и кошачья лапа вновь стала мягкой, с кожаными подушечками.

Из кухни примчалась Улита, посмотрела на Депресняка, на сына и хмыкнула. Под щекой у Люля, стиснутый пухлой детской ручкой, которая и во сне, не разжимаясь, держала его за основание крыла, котик ухитрялся выглядеть абсолютно счастливым.

– Эти двое нашли друг друга! И наш малыш наконец-таки сумел огорчить себя перед сном! – сказала бывшая ведьма.

– Все равно не понимаю, почему он его не поцарапал. Хотя, конечно, Депресняк райский котик. Видит, что перед ним ребенок, – умилился Эссиорх.

– Хех! Райский! А почему он мне тогда в коридоре новые сапоги разодрал? – спросила Улита.

– Ты же их в сейф спрятала?

– А он их вместе с сейфом разодрал.

– А ты как хотела? Он же все-таки и адский котик. Мстит он тоже по-адски! – сказал хранитель.

Глава пятнадцатая
Модель Маша

У каждого человека в жизни можно выделить одну какую-то приоритетную цель. Причем сам человек нередко обманывается, считая, что у него одна цель, а на самом деле она совсем иная. Так, человек может утверждать, что главное для него – стать художником, хотя на самом деле главное для него – прославиться. Или считать, что любит жену (мужа), а на самом деле любить те физические ощущения и бытовые удобства, которые от них получает.

Эссиорх

В Новосибирске было градусов на десять холоднее, чем в Москве. Ирка ощутила это еще в самолете, когда увидела, как все деловито упаковываются в дополнительные свитера, а какая-то бабулька даже наматывает внуку на лицо шарф, оставляя лишь дырочку для носа.

Огнедых тоже чувствовал холод и недовольно ворочался. Ирка торопливо повернула колесико, усилив пламя. Наконец всех пассажиров посадили в автобус и доставили в аэропорт. В пестрой толпе встречающих Ирке попалась на глаза не по погоде загорелая девушка в белой шубке. Девушка держала в руках куцый листик, на котором красным маркером было выведено:

«Ирина Багрова + 1».

«Бывают же в жизни совпадения! С нами летела почти полная моя тезка… Вот только меня взамуж пока никто не позвал», – подумала Ирка, искоса поглядывая на Матвея, чтобы определить, заметил ли он этот лист.

Багров отправился получать багаж. Ледяное копье и щит, упакованные в картон и пленку, напоминали карниз для штор и большое восточное блюдо. Пока он возился с копьем и щитом, Ирка продолжала разглядывать девушку в шубке. Девушка стояла на прежнем месте, проявляя заметное нетерпение. К ней никто не подходил, хотя пассажиры в основном уже рассосались. Оставалась только бабулька, торгующаяся с таксистом, но она на Ирину Багрову явно не тянула.

62