Ошибка грифона - Страница 87

Фулона сухо поинтересовалась, что же тут особенно прекрасного.

– Сюда выходит одна из расщелин Тартара, но здесь же и прямая связь с Эдемом. В таком месте легко умирать! Любая душа сразу найдет свой путь! – заверил ее Ерлох.

– Лед не выдержит! – возразила Фулона.

Молодой, не ставший еще лед Большого Садового пруда играл под ее ногами. Почти при каждом шаге проступала вода.

– Выдержит! – заверил ее страж мрака. – Не просто выдержит – все промерзнет до дна. Новая валькирия-то одиночка будет? Включили вы ее? И ледяное копье кому? – Он быстро вскинул глаза.

– В бою узнаете, – ответила Фулона.

Ерлох понимающе усмехнулся и не стал настаивать. Вместо этого он наклонился и кончиком кинжала начертил на льду руну. От острых углов руны разбежались трещины.

Одна из них коснулась растущей на берегу мокрой ивы, и ива вдруг зазвенела, скованная ледяным панцирем. Такой же ледяной панцирь сковал и сырую одежду Фулоны. Валькирия щелкнула ногтем по своей куртке, слушая ледяной звук.

– Сильно? – не без удовольствия спросил Ерлох. – Во всем Тартаре такую руну могут начертить только восемь стражей! Ну и, может, столько же в Эдеме. Все холодные ветра повернут к Москве. На три дня здесь замерзнут даже родники.

– На льду сражаться скользко! – заметила Фулона.

– Да, – признал Ерлох. – Но мы даем вам право построить себе крепость изо льда в любом месте пруда. Честь имею кланяться! – Наклонившись, он поцеловал Фулоне руку и с чувством произнес: – Надеюсь, сударыня, после вашей гибели ваше золотое копье достанется именно мне. Я выкуплю его у бойцов Черной Дюжины. На ваш эйдос я, разумеется, не претендую.

– Надейтесь! Надежды юношей питают… – Фулона вырвала свою руку и, повернувшись, стала взбираться по обледеневшему, ставшему почти неприступным берегу. Ноги скользили. Фулона понимала, что выглядит глупо. Немолодая тетка, которая вот-вот грохнется и шарит руками по воздуху, жалея, что не за что ухватиться. Она не оборачивалась, но чувствовала, что Ерлох, стоящий у руны, насмешливо смотрит на нее. Ничего. Завтра, когда в руках ее окажется копье, все будет иначе.

И вот теперь оруженосцы строили ледяную крепость. После пятиминутной возни Алексей, продув свечу, ввернул ее и завел бензопилу. Проверяя, поднес ее ко льду. Полетели колючие брызги.

– Кажется, идет! – довольно пробурчал он. – Нацепите мне кто-нибудь очки!

Оруженосец Гелаты подошел сзади и, отвернув лицо от ледяных брызг, натянул ему на глаза защитные очки. Потом сам взял вторую пилу. Других очков уже не было, и он так и пилил почти вслепую, изо всех сил сощурившись. Его боялись окликать, потому что поворачивался он вместе с пилой, которую и не думал глушить.

Алик бегал вокруг с чертежами ледяной крепости, которые еще ночью нарыл в Интернете.

– Не так надо! Стыкуй! Края не обламывай! – распоряжался он.

Оруженосец Фулоны, оглушенный его криками, молча повернулся и протянул ему лом, которым он поддевал выпиленную ледяную глыбу. Алик с испугом отскочил и отправился досаждать своими советами оруженосцу Гелаты. Но тот повернулся к нему с пилой, и Алик спешно ретировался.

Часа через полтора на двух машинах к ним прибыли и остальные. Среди них были и выпущенный из кутузки оруженосец Малары, и – что совсем уж невероятно – Виктор Шилов. Бывший тартарианец оруженосцем себя упорно не признавал и, когда ему говорили, что он «оруженосец», так грозно вскидывал брови, что его не задирали.

Одетый в слишком просторную для него куртку, Шилов походил на большую, недовольную жизнью птицу. Такую же птицу, как тот черный гриф, что теперь клевал говяжью вырезку на голом полу двушки на «Октябрьской». Двушка эта, расположенная на восьмом этаже, имела очень странную судьбу. Первый ее хозяин выпрыгнул с восьмого этажа, зачем-то держа в руке открытый зонтик. Второй хозяин неправильно понял фразу в кулинарной книге: «Для лучшего вкуса салата добавьте гранат». Стекла пришлось вставлять уже третьему хозяину, который через две недели утопился в ванне, наполненной кефиром. Больше квартиру никто купить не рискнул, и вот теперь в ней поселились Прасковья и Шилов, в первую же ночь изгнавшие из шкафа в коридоре трех мавок.

Шилов ходил по пруду, дул на ладони и недовольно посматривал на приготовленный для крепости лед. Лед был очень разным, многослойным. Слой, который вырубали сверху, – молочный, грязный, бугристый, с желтоватыми вкраплениями. Дальше – слой прекрасного льда, прозрачного, чистейшего, похожего на толстое оконное стекло. И внизу во льду опять грязь – черная, со вмерзшим илом. В нем попадались и рыба, и приросшие к камням мидии. Пруд, как и обещал Ерлох, действительно промерз до дна.

В ухе у Шилова поблескивала серьга с метательными стрелками. Раньше таких серег у него было четыре, а теперь на большой серьге находились крепления для каждой стрелки, которые делали ее похожей на пестрое украшение.

– Гы! Женская сережка! – прошептал Вован, пальцем показывая на Шилова. Хаара толкнула его локтем в бок, советуя помолчать. Вован был нужен ей живым.

Оруженосец Холы стоял на коленях и вбивал в лед деревянные клинья, добиваясь нужного ему разлома.

– Помогай давай! По шее захотел? – крикнул он, раздражаясь на маячившие рядом ноги.

Потом вскинул голову и увидел белое и злое лицо Шилова. Повисла длинная жуткая пауза. Даже бензопилы прервали свой визг. Все оруженосцы смотрели на Шилова, Виктор – на оруженосцев. Потом тартарианец вдруг шевельнулся, провел рукой по лицу и, улыбаясь, сказал:

– Ну… давай помогу! Чего надо?