Ошибка грифона - Страница 68

– Так будут же рубить!

– Так они и так рубят. Какая разница?

В словах юноши определенно была логика. Арей, помедлив, неохотно разжал пальцы и уронил меч на траву. И, правда, на них постепенно перестали кидаться. Схватка как-то выцвела и отодвинулась от холма.

– Я плохо сражался, – пожаловался барон мрака. – Без дарха я ничто. Слаб как ребенок!

– Напротив, без дарха мы все! – возразил юноша. – Дарх держал твое сердце замороженным. А что будет с ним теперь, никто не знает. Если достать сердце с ледника и разморозить, оно или быстро испортится, или… начнет биться.

– Никогда не видел, чтобы сердца после ледника бились. Они всегда протухали, – проворчал барон мрака.

Юноша подтянул к себе колени и обхватил их руками.

– Как тебя зовут? – спросил мечник.

– Левус, – охотно отозвался молодой страж, с надеждой глядя на мечника.

Кажется, он думал, что его имя Арею что-то скажет. Но Арей покачал головой, и молодой страж грустно уткнулся лбом в колени.

– Ты ведь не узнал меня? – спросил он.

– Нет.

– Я надеялся, что узнаешь.

– Я тебя никогда не видел.

– Ты меня не замечал. Еще в Эдеме я часто ходил за тобой. Издали любовался твоим полетом. Мечтал быть таким, как ты. Во всем подражал тебе. Я ушел из Эдема, потому что ты из него ушел. Кводнон был для меня никто… А ты меня убил!

Арей вспомнил, как недавно загнал в него меч.

– Когда убил? Только что? – спросил он.

Молодой страж покачал головой:

– Здесь убить никого нельзя, хотя те внизу этого и не понимают. И никогда не поймут. Ненависть лишила их разума. Нет, ты убил меня давно и по-настоящему.

Арей недоверчиво разглядывал длинное бледное лицо:

– Странно. Мне казалось, я помню лица всех, кого убил!

– Это было давно. Первыми ты заколол моих спутников. Очень быстро, одного за другим. Я испугался и побежал. Ты догнал меня и отмахнул мне голову. Ты даже не заглядывал мне в лицо, оттого и не запомнил его. Потом ты разбил мой дарх и пересыпал из него в свой дарх два эйдоса.

– Всего два? – спросил Арей удивленно.

– Да. Один был эйдос девушки, которая меня любила, а другой – эйдос старика-философа. Кажется, его звали Эпикуром. Он был хороший, добрый человек и очень несчастный. Не знаю, зачем он отдал его мне. Ему важна была его идея, что сам он возник стихийно и душа умирает вместе с телом. Красивая такая идея, продуманная во всех деталях. Эйдос в эту идею никак не вписывался. Потом, уверен, он пожалел.

Арея беспокоило другое.

– Странно. Выходит, я убил тебя без повода? Ты не защищался? – спросил он недоверчиво.

– У меня и меча-то никогда не было, – грустно сказал Левус. – На тебя напали мои спутники. Из засады. Я просто стоял с ними рядом, удивляясь, зачем мы прячемся. Я вообще почти не знал их. Они встретили меня накануне и неплохо ко мне отнеслись. Накормили меня, дали одеяло. А утром сказали, что надо постоять за скалой подождать друга, который должен им несколько эйдосов.

– Другом был, конечно, я! – сказал Арей.

Левус вздохнул:

– Признаться, я подозревал что-то неладное. Думал: может, они воришки из Среднего Тартара, которые отбивают от каравана отставших верблюдов?

– Прости, что убил тебя, – сказал Арей.

– Ничего, – ответил юноша. – Я должен был сразу догадаться. Хотя это трудно… Никогда не знаешь, что у кого в душе.

Арей вгляделся в тонкое умное лицо.

– Ты сохранил много эдемского света, – сказал он.

– Да, – согласился Левус. – Я считаю, мне повезло, что ты убил меня довольно быстро, когда я взял только два эйдоса. Люди тянулись ко мне. Та девушка, философ… Я невольно соблазнял самых добрых и чистых, потому что и сам выглядел хорошим и чистым. Комиссионеры не смогли бы выманить у них эйдосы, они бы почуяли фальшь, а мне они отдали их сами… И я обрек их эйдосы на муку внутри моего дарха! Ведь он не мог быть пустым! Так что благодарю тебя за смерть…

– Благодаришь меня за смерть? – недоверчиво переспросил Арей.

Юноша серьезно кивнул:

– Да. Это плохое место, но я все равно оказался бы здесь рано или поздно. Но тогда во мне не осталось бы уже никакого света, а так он все-таки согревает меня.

– Правда?

– Да. Он меня и сохраняет. А так здесь мало у кого есть рассудок… – Левус с болью посмотрел туда, где, нанося друг другу удары, катались покрытые ранами тела. – Напротив, все стараются забыться. Упроститься до одного занятия, вроде этой схватки. Так проще.

– А я почему сохранил рассудок? – спросил Арей недоверчиво.

– Не знаю, – пожал плечами Левус. – Может, тебя кто-то любит и просит о тебе? Не просто много просит, а вообще непрерывно? Когда тебя кто-то любит – это не уходит. Это остается.

Они помолчали. Арей размышлял о том, кто может просить о нем свет. Синьор-помидор? Нет, не похоже. Он жалеет, он вспоминает, но чтобы непрерывно просить? Не похоже это на Мефа. Дафна? Более вероятно, но тоже не верится. Нет, это может быть только она. Женщина, которую он любил и которая любила его.

– Жена, наверное, – сказал Арей, думая о жене. Все вокруг разложено и убито. Не на что опереться. Только она одна с живущим в ней эйдосом стала ему опорой. Крошечной искрой надежды в окружавшей его тьме.

Левус оглянулся. Он, кажется, колебался, говорить или не говорить. Вокруг были только смерть, тьма и холод. Юный страж понизил голос до шепота:

– Когда-нибудь, возможно, ее сюда пустят! Она придет к тебе, как другая приходит ко мне. Я не знаю, во сне или не во сне. Тут же нет сна.