Ошибка грифона - Страница 50

– Чего это он? – спросила Ирка.

Матвей опустил стекло и выглянул наружу.

– А, ну да! Мы под мороком танка! Вот он и решил не связываться! Все, поехали, пока зеленый, хотя нас теперь и так пропустят! – сказал он.

В Домодедово они оставили автобус почти у въезда в аэропорт, превратив его в бетонное ограждение, чтобы его не эвакуировали, прошли регистрацию и встали в очередь на проверку.

Керосиновая лампа в руках у Ирки вызвала множество вопросов. Ее просветили, позвали старшего по смене, потом еще какого-то старшего над старшим, который лампу потребовал потушить, слить из нее керосин и сдать в багаж. Ирка представила себе разозленного Огнедыха в погасшей лампе и поняла, что с таким багажом самолет далеко не улетит.

А тут еще к Багрову стали придираться, разглядев в его рюкзаке кое-что интересное.

– Ножик с собой нельзя! Надо было сдать в багаж. Но уже поздно. Так что бросайте сюда в контейнер! – строго сказали ему.

– Это вообще-то кинжал. Дамаск. Восемнадцатый век! А в рукояти – настоящий индийский рубин, – сказал Матвей.

Старший по смене зацокал языком:

– Какой ужас! Еще наверняка и холодное оружие! Ну ладно, кидайте в контейнер, мы, так и быть, потихонечку выбросим ваш ножик.

– Спасибо большое. Я сам потихонечку его выброшу, – поблагодарил Багров.

Видя, что другого выхода нет и аргументы исчерпаны, он тряхнул стариной и слегка зомбировал старшего по смене. В результате тот не только разрешил им оставить лампу, но и подарил фирменные пакеты аэропорта с бейсболками, шарфиками и тряпичными очками для сна в самолете.

– Надеваешь тряпичные очки – и тебе снятся тряпочные сны! – сказала Ирка Матвею.

Они шли мимо многочисленных аэропортовских магазинов и кафешек. У кафешки-грибка стояла смешная пара. Полнокровная девушка в стиле «мечта вампира» нежно смотрела на пирожные, а молодой человек громко шептал ей:

– Олечка! Ты самая красивая на свете! Прямо бы схватил тебя вот так вот, задушил и съел!

Девушка кокетливо дергала круглым плечом.

– Смотри-ка! – сказал Багров Ирке. – Всего три предложения – и сразу три статьи: похищение человека, убийство и каннибализм. А она еще и довольна! Как мало надо женщине для счастья!

– А вы это не цените! – отозвалась Ирка, удивленно глядя себе под ноги. – Смотри, что там!

На отполированных до блеска плитах пола плясало что-то белое, знакомо-непонятное. Ударялось об пол, взлетало. Снова падало на пол и опять взлетало. Изумленная Ирка присела на корточки и увидела, что это бабочка-капустница со сбитой пыльцой, с отсутствующей четвертью крыла, невесть откуда взявшаяся здесь. Где она появилась на свет? Каким великим чудом пережила осень? Но бабочка была, и ее существование не оспаривалось.

Рядом с бабочкой вертелся упитанный карапуз лет четырех, поднимавший крепкую ножку, чтобы припечатать насекомое к полу.

– Зачем ты давишь бабочку? – спросила Ирка.

На лице малыша появилось сомнение. Он убрал ногу и оглянулся на свою маму, красивую, энергичную и загорелую.

– Все он правильно делает! Это капустница! Она капусту ест! – уверенно сказала загорелая мама.

– А капустница! А капусту!

Воодушевленный ее поддержкой, малыш сразу перестал пугаться и дважды повернулся на каблуке. Необъяснимое зимнее чудо прекратило свое существование.

– Умница! Правильно сделал! – сказала мама, с торжеством глядя на Ирку.

На лице у карапуза появилась радость первооткрытия: оказывается, можно кого-то раздавить, и тебя за это похвалят! В надежде на новую похвалу он стал озираться в поисках еще чего-нибудь живого, но из живого поблизости были только Ирка с Багровым, которых раздавить было сложновато.

Ирка молча встала, повернулась и пошла. Говорить о чем-то с этой мамой было бесполезно. Ирка шла и думала, что это раньше люди совершали зло с ощущением зла. Сейчас же они совершают его с ощущением собственной правоты. Если бы этой женщине сказали, что, допустим, в том спящем старике заключено все зло мира, она стерла бы его в порошок с величайшим удовольствием. И не пожалела бы о своем поступке даже в том случае, если бы оказалось, что никакого зла мира в том старике не было и она раздавила его по ошибке.

– И знаешь, что меня злит больше всего? Она считает, что права! Прямо трясется от своей правоты и осознания ее несомненности! – сказала Ирка.

– Ну бабочка же ест капусту… В смысле, ее гусеницы, – примирительно сказал Багров.

– У тебя есть тридцать секунд, чтобы показать мне в аэропорту Домодедово любую грядку с капустой или я тебя задушу! – вскипела Ирка.

Багров попробовал отшутиться, что капуста тут рассована у всех по карманам, но вымученная шутка успеха не имела. Она больше походила на попытку отстреляться от разъяренной тигрицы котлетами. Матвей вскинул руки над головой.

– Ну все! Сдаюсь! Почему-то, когда женщины злятся друг на друга, достается в основном их мужчинам! – сказал он, и на этот раз Ирка засмеялась.

Она уже мысленно представляла себя в Новосибирске, но в последний момент их рейс по погодным условиям перенесли на полночь.

– Всегда мечтал вылететь куда-нибудь в полночь, да все метлы не было! И что нам делать еще шесть часов? – сердито спросил Багров.

– Я буду работать! – заявила Ирка.

– А я – спать! Сон – это элитная форма убийства времени! – Матвей нашел свободное кресло, устроил себе подголовник из рюкзака, откинулся и закрыл глаза.

Оставив рядом с ним вещи, Ирка отправилась бродить по длинным коридорам с множеством магазинчиков. Возле прилавка с сосисками на глаза ей попался купидон в красных шортиках с зашитыми из опасения взяток карманами. Кроме Ирки, купидона больше никто не видел. Прилипнув носом к стеклу, крылатый карапуз жадно разглядывал вращавшиеся на разогретых барабанчиках сосиски. За спиной у купидона болтался лук, а вот колчан был пуст. Видно, малютка уже завершил свои дневные стрельбы.