– Что это? Крылья? – спросила она, с ужасом глядя на свою ладонь.
– Нет. Не крылья.
– Тогда что?
– Дарх!
– Откуда?
– Все оттуда же! – отозвался Варсус с мрачной улыбкой.
– Ты взял в Тартаре пустой дарх? – не поверила Дафна.
Пастушок цокнул языком:
– Нет. Пустого дарха я не брал. Он был отнюдь не пустой. Помнишь, копье убило охотника за глазами и я взял его плащ?
Дафна кивнула.
– Я взял у него не только плащ. Я забрал у него и дарх. Сам не знаю, почему не разбил его сразу. Он уползал от меня по земле, волоча цепь. Я уже поднял рапиру, но вдруг мне захотелось ощутить себя стражем мрака. Хотя бы на минуту!
– И? – с ужасом поторопила Дафна.
– …и я накинул цепь себе на шею. А потом уже не смог ее снять. Когда я пытаюсь сорвать цепь или раздавить дарх, то понимаю, что уже не могу с ним разлучиться. Это уже как руку у себя отрезать!.. Нет, хуже… Как срезать с шеи тонкую полоску кожи! Мне не хватает мужества. И желания уже такого нет. Понимаешь?
Дафна покачала головой.
– И хорошо, что не понимаешь. Завидую!
– Но там же эйдосы! Получается: ты взял дарх вместе с эйдосами! – тихо сказала Дафна.
– Ну разумеется! – мрачно подтвердил Варсус. – А ты как себе это представляла? Что я пересыпал их на газетку? Святая простота!
– А твои крылья? Разве они с дархом не вцепились друг в друга?
Варсус опять усмехнулся:
– Представь себе, нет. Они стараются не соприкасаться. Я пробовал коснуться крыльями дарха, но не сумел. Они отталкиваются. И как! Едва не придушили меня – один цепью, а другой шнурком!
– А Эдем? Разве ты сможешь вернуться в него с дархом?
Варкус качнул головой.
– Нет. В Эдем мне теперь лучше не показываться. А снять его я не могу! – Эти слова Варкус почти выкрикнул.
Дафна оглянулась на Мефодия, который, стоя шагах в десяти, с удивлением посматривал на них, не понимая, о чем они шепчутся. Ничего, Мефодию она все объяснит потом.
– Зачем ты взял дарх? Какая была причина? – набросилась она на Варсуса.
– Мне захотелось пройти путем его! Той же дорогой, что и он! Шаг в шаг! И сразиться с Ареем, и победить Арея! И стать больше, чем он!
Дафне стало жутко:
– И ты будешь сражаться с мраком? Поэтому стал оруженосцем?
– Да, если придется, буду. Ведь я ненавижу мрак! – убежденно ответил пастушок.
– С дархом мрака ненавидеть мрак? А эйдосы, которые в дархе? Ведь им же больно!
Варсус отвернулся. Напоминание об этом было ему неприятно.
– Я их отпущу. Потом отпущу. Когда-нибудь, – буркнул он. – Они ведь не просто так попали в дарх, верно?.. А пока что они дают мне силы!
Неподалеку загудел охотничий рог. К ледяной крепости приближалась цепочка факелов.
– Черная Дюжина! – крикнула Ламина.
Оруженосцы засуетились, сдвигая щиты. В несколько секунд хаотичная толпа валькирий, перестроившись, образовала грозное, прекрасное в своем единстве военное соединение. Стену щитов.
– А мне что? Бежать уже? Прорывать? Ой, у меня, кажется, шнурок развязался!.. Подержите кто-нибудь мое копье! – суетилась Брунгильда.
Сгоряча она сунула свое копье Бэтле и ужасно удивилась, когда та, захрипев, просела под его тяжестью до земли. Брунгильда не знала, что в бою или вблизи стражей мрака каменное копье приобретает тяжесть взрослой сосны, и это заметно всем, кроме его хозяйки, для которой копье кажется не массивнее прежнего.
– Не надо пока ничего прорывать! Они еще не наступают, – сказала Фулона, замечая, что стражи мрака идут с опущенным оружием и не прикрывшись щитами. Приблизившись метров на тридцать, Черная Дюжина остановилась.
– Чего-то ждут! – сказал Шилов.
– Дают нам попрощаться, – ответила Фулона.
– Круг валькирий? – негромко спросила Радулга.
Фулона кивнула. Передала копье своему оруженосцу и опустила руки на плечи Радулге и Бэтле. К тем же с других сторон уже примкнули остальные валькирии. Ильга держала за плечи Гелату и Хаару, а Хола – Ламину и Радулгу, с которыми до этого вечно ругалась. Но теперь это уже не имело значения. Все они были вместе. И в жизни, и в смерти – единое целое.
– Простите меня за все! – сказала Радулга.
– И ты меня!
– И ты! Простите нас! – донеслось со всех сторон.
Тут же, обнимая одной рукой Малару, а другой Бэтлу, стояла и Брунгильда. Огромная валькирия была до того растрогана, что, всхлипывая, свела руки, прижимая соратниц к себе.
– Полегче, медведица! Ты мне шею сломаешь! – прохрипела Малара.
Все так же всхлипывая, Брунгильда ослабила хватку.
– Я вас люблю, девочки! – едва выговорила она сквозь слезы.
Круг показался Фулоне неполным. Она подняла голову и обнаружила, что две валькирии стоят в стороне.
– Даша! Прасковья! Идите сюда! Может, в последний раз мы вместе!
Даша робко приблизилась и, худенькая, узенькая, втиснулась между Бэтлой и Брунгильдой. Специально ли она выбрала это место или нет, но между ними она казалась совсем крошечной.
Прасковья же пока медлила. По ее губам бродила полупрезрительная и одновременно неуверенная улыбка, какая бывает у человека, который привык всегда быть один и никому не верить. Пока Фулона, улавливающая все эти нюансы, искала подходящее случаю точное, убедительное слово, слова эти пришли совсем от другой.
– Прашка! Валькирия ледяного копья! Не сачкуй, дамочка! Уши отрежу! – задорно крикнула Малара.
Прасковья ухмыльнулась и встала в разомкнувшийся круг между Маларой и Брунгильдой.
Теперь, когда все двенадцать валькирий стояли вместе, что-то изменилось. Все временное, наносное, случайное ушло. Круг начал медленно покачиваться, сжимаясь все теснее. Валькирии наклоняли вперед головы, пытаясь соприкоснуться плечами, щеками, волосами. Поначалу еще слышны были какие-то звуки, говорились какие-то слова, а потом в этой точке пространства повисла великая и страшная тишина.